норды, убили всех до единого. Крови было столько, что земля пропиталась ей и долго оставалась красной. Сейчас уже не видно ничего, но название так и осталось.

— Зря бросили оружие. Если б храбро сражались до последнего человека, может, и пощадили бы остальных. Видать, посчитали, что ваша кровь — кровь слабаков, и нет смысла оставлять женщин, от которых слабаки будут рождаться.

— Может, и так. Давно это было.

— А стихи складывать умеешь?

Парень еще не понял, к чему эти вопросы, но почуял, что дело важное.

— Умею, только не по вашему, а иначе.

— На нашем языке?

— Могу и на вашем.

— А ну сказани чего-нибудь.

Бритт сглотнул слюну, поднял глаза к небу и прочитал-пропел:

— Кто одинок в печали,

Тот чаще мечтает

О помочи божьей,

Когда на тропе далекой,

На морской, незнакомой

С тоскою в сердце

Он меряет взмахами

Море ледяное,

Одинокий изгнанник,

И знает: судьба всесильна.[1]

Глава 7

Тяжелый взгляд Альрика не предвещал ничего хорошего. Он заснул лишь под утро в объятиях двух женщин, и мое радостное приветствие почему-то не осчастливило его.

— Тебе прям сейчас надо?

— Я насчет скальда.

Он скривился, распихал своих баб, вылез из-под одеяла. Голышом прошел до стола и в два глотка выхлебал остатки из кувшина, что бы там ни было. Сел напротив меня, положил руки на стол и сказал:

— Ну, давай. Что ты натворил? Кого убил? Почему без шестой руны?

Я покосился на женщин.

— Лучше бы без них.

Беззащитный, не пошевелившись, рявкнул так, будто был на корабле в бурю:

— Подъем! А ну выметайтесь!

Спящих красоток будто подбросило на лавке. Они взметнулись, схватили свои вещи, подобрали выпавшие монеты и исчезли за дверью.

— Ну?

— Я нашел нам скальда. Никого не убил, ничего не натворил.

— Кто?

— Я. Я никого не убил и ничего не натворил.

— А он?

— А он убил.

Альрик дернулся и окончательно проснулся.

— Что? Кто кого убил?

— Скальд, которого я нашел, — терпеливо повторил я. — Ты же сказал, без скальда не возвращаться. Я нашел скальда. У него стихи чудные, не похожи на наши висы, но хорошие. Песни знает.

— Сколько рун?

— Две. Но уже почти три. Есть свое оружие. С характером.

— Так. И в чем подвох? Убил кого-то не того? Бежит от кого-то? Бабу чужую трахнул? Что?

— Да нет. Убить убил, но никто не знает, что это он. И не узнает. Насчет баб не знаю, не спрашивал.

— Кай, — устало сказал хёвдинг, — говори. Или я тебя сейчас собственными руками прибью. Если б все было в порядке, ты бы притащил его на Волчару, и дело с концом. Что не так?

Я облизнул пересохшие губы, собрался с духом и выпалил:

— Он бритт.

Два удара сердца потребовалось Альрику, чтобы понять смысл сказанного, представить последствия и прийти в ярость. Осколки разбитого кувшина брызнули в стороны из-под кулака хёвдинга. Один чиркнул мне по щеке, но я не рискнул уклониться.

— Бритт, — тихо сказал Альрик. — Рунный бритт. Ты не нашел ни одного скальда-норда во всем Сторборге и решил притащить бритта. Кто из богов так невзлюбил меня?!

— Он не виноват. Собака набросилась на его сестру, он ее пнул, она и сдохла. — Я подумал и добавил: — Собака. Собака сдохла.

— Да мне плевать! — взревел хёвдинг. — Тут единственный непреложный закон — убивать всех рунных бриттов! Так ты нарочно отыскал именно такого. Еще и в хирд хочешь его засунуть?

— Если он будет молчать, так от норда не отличить. Волосы тут многие стригут, не только трэли.

— Скальд будет молчать? — уточнил Альрик. — Скальд?

— На берег его выпускать не будем. Пусть с Арне на корабле сидит. А так мы ж все время либо в море, либо тварей ищем.

— Одно не вовремя сказанное слово. Один случайный знакомец. И всё. Его придут убивать. А мы вступимся, так как нельзя отдавать своих. И нас всех вырежут. И всё, потому что Кай решил вдруг стать добреньким.

Я осекся. А ведь Альрик прав. Я думал лишь о том, как мы можем прикрыть бритта, как спрятать его от чужих глаз, но не подумал, что может случиться с ульверами, если обман раскроется.

— Ты ему пообещал что-то?

— Н-нет. Сам он хотел из города сбежать, как третью руну возьмет.

— Так, — Беззащитный встал, так и не удосужившись одеться. — Пошел вон. Больше никаких скальдов. К тому бритту даже носа не кажи. И иди-ка ты лучше на Волчару. Чтоб в город даже высовываться не смел. Понял?

— Да, хёвдинг.

Он наклонился ко мне и повторил:

— С Волчары ни шагу!

Первый день я маялся тоской на корабле, пришвартованном к пирсу. Арне всегда находил, чем заняться: то что-то подкрасить, то заменить доску, то уложить иначе, а еще он любил смотреть на чужие корабли: как там устроен руль, какой парус, какой высоты мачта, сколько весел, как быстро идет. А так как в Сторборге стояли самые разные корабли, то и торчать на пристани ему было не скучно. Я же вычистил свои доспехи, проверил остроту топорика, разругался вдрызг с хускарлом, что отвечал за охрану пристани, потом с ним же замирился.

Поссорились мы с ним из-за сравнения Хандельсби со Сторборгом. Как по мне, Сторборг хоть и велик непомерно, но в защите слаб. Хочешь — с реки на него иди, хочешь — с суши. Хускарл доказывал, что, будь нужда, на реке можно поставить сторожевые башни и протянуть меж ними цепи, через которые не пройдет ни один корабль. Я же говорил, что коли он такой умный, так чего ж ни одной башни не видно? Когда придет враг, поздно будет что-либо строить. А в Хандельсби ведет один петлявый фьорд, и при нужде в определенном месте можно затопить пару кораблей, чтоб вообще никто добраться до города не смог. А с суши до города добираться — так только ноги ломать. Хирд пройдет, а вот армия с обозами — нет.

А замирились из-за рунных домов. Мы оба согласились, что это дело — дрянь, и толкового воина там вырастить не выйдет.

— Искал я тут людей в хирд, никого не нашел. Боятся от дома и шаг сделать, — говорил я, угощая нового приятеля элем, жиденьким, как и кровь местных нордов. — Неужто проще серебром заплатить, чтоб в пленную тварь мечом потыкать?

— И не найдешь, — кивал Види. — Все с крепкими кишками либо в дружине, либо